Августа

Поэма

 

Здравствуй, мой Армавир, поцелуемся!

Здесь прошла, свой порыв не тая,

По сквозным переулкам и улицам

Довоенная юность моя…

Жил я в частном и стареньком здании,

Что скосилось от бурь и дождей –

Там, где улицы носят названия

Двух великих немецких вождей.

Пусть порою бывало и голодно,

Со значком ГТО* на груди

Мы ходили с друзьями по городу,

Будто сами творцы и вожди.

Были нашими город и знамя,

И травинки, и сгустки светил…

Мы не знали, что где-то за нами

«Черный ворон» незримо катил.

Мы не знали, что годы военные

По фронтам разбросают наш класс,

И мы будем – убитые, пленные,

И герои, и трусы подчас.

Знали только, что Родина милая

Нас в обиду не даст – никогда!

И в начале дороги светила нам

Пятикрылая наша звезда.

Вот тогда я в те годы давнишние,

Ощущая гуденье в крови,

Прикоснулся устами мальчишьими

К неразгаданной тайне любви.

 

Я влюблялся в других, не скрываю.

Но как юность бывает лишь раз,

Так святая любовь зоревая

Повториться не может у нас.

Наша школа в те годы заслуженно

Образцовой, я помню, была.

В ней семья озорная и дружная

Под высоким присмотром жила.

Побеждали мы в соревнованиях,

Коллективно ходили в кино.

И, конечно, надежные знания

Отмечал каждый раз гороно.

Но считал свою школу я радостно

Самой лучшей (не долго решал!)

Лишь за то, что училась в ней Августа –

Несравненная Авка Гришай.

Светлокосая и светлоокая,

Так девчонка была хороша,

Что какими-то сладкими токами

Рядом с ней наполнялась душа.

На углу Комсомольской-Халтурина

Каждый день ее робко встречал.

Но был снова неписанным дурнем –

Заикался, краснел и молчал.

У меня, шутника озорного

И редактора школьных газет,

Пропадало нормальное слово,

Лепетал я немыслимый бред.

А дружок мой, Цыбульников Толька,

И Володька (по прозвищу Кит)

С ней болтали развязно и вольно…

А быть может, лишь делали вид?

Чтобы мне досадить, уж старались,

Выбивались, ревнивцы, из сил!

 

Но я снова к ней шел, заикаясь,

Снова школьную сумку носил.

Я боюсь, что иные читатели,

(Из безусых) меня не поймут.

Но в ту пору мы были мечтатели…

Пусть газеты про нас еще врут!

Нет, мы жили – свободно и чисто,

Свято верили в правду свою,

Бескорыстно любили Отчизну

И любовь доказали в бою.

Не пустые словечки, поверьте!

Совесть мерили не на рубли.

И, шагая в объятия смерти,

Мы другого пути не нашли.

Авка, Авка, всех дел заводила,

Комсомольская наша мечта!

Где твоя, я не знаю, могила?

В ком осталась твоя красота?..

Все война разбросала по свету.

Муж с пробитой упал головой.

И придут ли сиротские дети

К вашим холмикам, скрытым травой?

Авка, Авка! Я помню ту песню,

Что порою тебе напевал,

И уроки, что делали вместе,

И тот миг, когда поцеловал…

Это было и сладко, и страшно,

Но уже я сдержаться не мог –

Тебя чмокнул нелепо в кудряшки

И пустился бежать со всех ног.

 

Это все теперь так инфантильно,

На ином мы живем рубеже:

Смотрят девочки видеофильмы

И в пятнадцать рожают уже.

Короли сексуальных пороков,

Телезвезды интимных страстей

И рабы сумасшедшего рока

Обнажают себя до костей.

Ты прости, что твой прах оскверняю.

Но сегодня мы странно живем

И чего-то теряем, меняем,

А меняем на что – не поймем.

Помню пушкинский бал в нашей школе

И «На сопках Манчжурии» вальс…

И на сцене любовные роли,

И подвальный десятый наш класс…

Помню наши прыжки с парашютом –

Ожидала ненастье страна.

И последних свиданий минуты,

За которыми боль и война.

Я те годы всегда вспоминаю,

Где бы я ни летал, ни ходил.

И с тревогой сейчас понимаю,

Что тогда, лишь тогда я любил!

Наша юность – всей жизни основа.

И я рад, что настал этот срок,

Когда я отыскал свое слово

И для Авки далекой сберег.

И для школы родной, и для улицы,

Что в моей укрепились судьбе…

Здравствуй, мой Армавир, поцелуемся!

Я – твой сын. Я вернулся к тебе!

 

1990